Через десять лет после пресловутых залоговых аукционов маятник качнулся в обратную сторону. Теперь государство покупает, а не продает.
Возрастание его роли в экономике окрестили "госкапитализмом". Эти перемены многие эксперты активно критикуют. Каковы же их аргументы?
Если свести их воедино, то получается такая картина. Подобная экспансия государственного сектора экономики подавляет свободную конкуренцию. В то же время государство чаще всего оказывается плохим бизнесменом, ведь предпринимательство под контролем бюрократии априори не бывает эффективным. При госкапитализме не будут реализованы в полной мере те возможности роста, которые имелись и имеются в России в связи с проведением рыночных реформ. И, наконец, экономика под государственным контролем означает движение вспять, возврат к социализму. Вспомним, например, что сказал об этом глава минэкономразвития Герман Греф: "Политика усиления роли государства в экономике является неандертальской". Его поддержали аналитики, заявив, что даже заложенные в госкапитализме положительные перспективы вряд ли будут реализованы в России при нынешней коррумпированности чиновничества.
Не так он страшен, как его малюют Так ли незыблемы эти аргументы? Давайте разберемся. Что касается свободной конкуренции, то, на мой взгляд, нельзя подавлять то, чего не существует. А свободной конкуренции в постсоветскую эпоху не было и в помине. Начало 1990-х годов характеризовалось разгулом дикого пиратского капитализма, деформирующего рыночные отношения и исключающие свободную конкуренцию. Со второй половины прошлого десятилетия бал правил уже монополистический капитал с внутренне присущими ему железными законами удушения свободной игры рыночных сил. Конечно, и "госкапитализм" кардинально не изменил пока что в лучшую сторону ситуацию для малого и среднего бизнеса. Но уж хуже - точно не стало.
Теперь о втором тезисе: государственные компании - менее эффективные собственники, чем частные. Посмотрите, что происходит на фондовом рынке: акции госкомпаний держатся там более чем уверенно. Иностранные бизнесмены уже нарекли российские госкомпании "инвестиционным хитом". Их акции скупают крупные предприниматели и солидные инвесторы.
Кроме того, практика показывает, что государственные менеджеры могут добиваться не худших результатов, чем руководители частных компаний. Взять, к примеру, "Газпром", когда у государства не было контрольного пакета акций, и сейчас, когда контрольный пакет появился. Именно с переходом под государственный контроль в компании начали внедряться основы современного корпоративного управления. Прекратилась практика оплаты налогов газом по внутрироссийским ценам, которая обернулась для "Газпрома" упущенной выгодой на миллиарды долларов. Главное - "Газпром" перестал быть компанией, приватизированной менеджментом. Представитель государства отслеживает все крупные имущественные сделки компании. По словам главы "Газпромнефти" Александра Рязанова, без этого вмешательства многие активы оказались бы потерянными компанией навсегда. А нынешний глава "Оборонпрома" (дочки "Рособоронэкспорта") Денис Мантуров вообще считает, что "форма собственности не играет самой важной роли: вопрос - в личности руководителя".
Теперь по поводу того, что "госкапитализм" плодит бюрократию, а вместе с ней коррупцию и, в конечном счете, мостит обратный путь в эпоху застоя и тоталитаризма. Особенностью нынешнего российского "госкапитализма" является то, что он появился скорее как антипод, чем союзник, прежде господствовавшей олигархии. Возглавившие государственные предприятия руководители вышли не из недр монополистического капитала, а главным образом из ближайшего политического окружения президента. Никакого бюрократического перерождения у кого-либо из них не наблюдается. Во всяком случае, пока. Все они - единомышленники и соратники в борьбе за "равноудаление олигархов". В итоге золотой век вседозволенности "больших денег" закончился и наступила новая эпоха.
По рецепту Кейнса
Эта эпоха, конечно, не имеет ничего общего с социализмом. Частичная национализация проводится, как правило, строго в рыночных, а не экспроприаторских формах.
Госкапитализм - был одним из пяти укладов экономики переходного периода эпохи нэпа. Нынешний "госкапитализм" имеет мало что с ним общего. "Традиционный госкапитализм - не наш путь развития", - справедливо подмечает первый вице-премьер правительства Медведев. А какой же - наш? Это пока не совсем ясно. Известно, что во властных структурах имеется довольно длинный перечень хозяйственных стратегических объектов.
Однако мировая практика успешного регулирования экономики неограничивается государственной собственностью. Она шире, масштабнее. И критикам нашего "госкапитализма", и его сторонникам, и носителям не следует забывать эту сторону. Ведь лишь в контексте накопленного уже общемирового опыта становится ясно, в каком направлении надо двигаться, в каких пределах, какими темпами и что нам все это сулит. История свидетельствует, что капиталистическое государство усиленно вмешивается в экономику не от хорошей жизни. Его пики приходятся на критические периоды - войны, кризисы и преодоление их последствий, а спады наблюдаются в годы процветания и благополучия.
Во время глубочайшего по силе в мирное время кризиса 1929 -1933 годов британский экономист Дж. М. Кейнс впервые подверг сомнению способности рыночной стихии к саморегулированию, заявив, что без участия государства стабильного экономического равновесия не будет. Опираясь на эти рекомендации, американский президент Рузвельт круто вмешался в рыночный хаос и вытащил экономику США из трясины Великой Депрессии. Вчерашние безработные строили новые дороги, крестьяне получили кредиты и госзаказ. Контролировались цены, ограничивался монополизм. Политические противники Рузвельта часто обвиняли его в "насаждении социализма". Тем не менее немалая часть инструментария "нового курса" сохранилась в американском обществе и поныне.
Правда, со временем стали проявлять себя и минусы где-то излишнего, а в ряде случаев и нерационального вмешательства государства в экономическую жизнь. Самодовлеющие интересы чиновников и бюрократии ущемляли предпринимательский дух, притормаживали экономический рост, плодили коррупцию и другие порочные явления в обществе. В 80-е годы прошлого века перевес склонился в пользу либеральной политики, питавшейся взглядами Чикагской школы. Господствующей стала модель минимизации государственного вмешательства, начало реализации которой положили Рейган и Тэтчер. Однако многие элементы государственного регулирования и уж во всяком случае практика больших военных закупок оставались.
Именно во время этой захлестнувший Запад неолиберальной волны развертывались революционные события в нашей стране. Новая власть должна была разработать теорию переходного периода и определить принципы и механизмы ее реализации. Но она пошла по упрощенной схеме - просто выпустила бразды правления из рук. И получилось то, что получилось. Мы пережили анархию, глубочайший кризис, бедствия и нищету десятков миллионов, организованную преступность и всеохватывающую коррупцию. Всего этого можно было бы избежать. Это видно, например, на опыте Китая.
С 2000 года государство перестало играть ту пассивную и негативную роль, которую оно исполняло раньше. Нравы грабительского, бандитского капитализма стали отходить в прошлое. Их оттесняло укрепляющееся государство. Располагая административным ресурсом и действуя "по рыночным правилам", Кремль подвел под себя мощную экономическую базу и бросил вызов олигархическому клану. Даже противники этого курса признают: за эти годы в экономике и обществе появилась отсутствовавшая прежде стабильность. Нет галопирующей инфляции, нет дефолтов. Темпы роста экономики довольно высоки - 6-7 процентов в год.
Все более очевидно, что без вмешательства государства нам не восстановить утерянного социального и экономического равновесия. Крупный капитал, освоив наиболее прибыльные ниши, не идет в другие менее привлекательные с его точки зрения сферы. Вот почему не возрождается обрабатывающая промышленность и ее конкурентоспособность, не создаются отечественные компьютеры, не строятся дороги. В богатой нефтяной отрасли большинство частных корпораций долгие годы не открывают новых месторождений, не обновляют оборудование перерабатывающих заводов. Недавно "Роснефть" объявила о планах развития на ближайшие годы и более отдаленную перспективу, в которых были названы и масштабная геологическая разведка, и намерения развернутой модернизации технологии, и строительство новых объектов. Может, государственный конкурент подхлестнет и всех других участников нефтяной промышленности к созидательным действиям, рассчитанным на длительный период, в том числе и ведущим к прекращению роста (или даже к снижению) цен на бензин на нашем внутреннем рынке.
Капитализм для большинства
На прошедшем в апреле Российском экономическом форуме председатель Госдумы Борис Грызлов констатировал, что при отказе от социализма мы отвергли и все хорошее, что было при этом строе, и объявил о том, что "мы возвращаемся к планированию общественного развития". Одновременно он призвал иностранцев делать в Россию масштабные инвестиции. Их это заявление не напугало. Они-то хорошо знают, что не жесткое директивное (как при социализме), а индикативное, то есть рекомендательное планирование давным-давно уже пронизывает всю экономическую жизнь Запада.
С 1947 года успешно действует Комиссариат по планированию во Франции. Свои формы дирижизма функционируют в Японии, многих других странах. Составной элемент индикативного планирования - процедура согласования выбранных приоритетов с финансово-промышленными группами, союзами предпринимателей, профсоюзами. Плановые показатели выступают лишь в качестве экономических индикаторов и прогнозов - носителей информации об ожидаемой экономической конъюнктуре.
Необходимость в координационном центре, определяющем основные ориентиры развития экономики на ближайшие годы, среднюю и более отдаленную перспективу, напрашивается сама собой. И эта потребность не находится в конфликте с интересами частного предпринимательства. Она не ущемляет чью-либо свободу и демократию. Напротив, если бизнесу нужна продолжительная общеэкономическая стабильность, то она - гарант ее.
В то же время государство должно оказывать еще большую поддержку не только крупному капиталу, но и среднему, и малому бизнесу, всем гражданам. Курс должен быть взят на капитализм с человеческим лицом, на капитализм для большинства. Не только бедность основной массы населения, но и отсутствие широкой прослойки среднего класса и малого бизнеса остаются серьезнейшими пороками современного российского общества. Однако господство монополистических структур на рынках затрудняет возможности для успешного делового старта и приводит к разорению десятков тысяч начинающих бизнесменов. К этому добавляются сложность в получении ими кредитов от банков и практика поборов со стороны чиновников.
Обнадеживающим в этом отношении может стать реализация идеи создания промышленных, технических, информационных и прочих парков. Неокрепшим бизнесменам в одиночку не справиться с покупкой земли и строительством собственных предприятий. На это требуются большие, непосильные для них первоначальные вложения капитала. Если же с помощью государства и при участии бизнеса подготовить для них готовые корпуса, к которым подведены коммуникации, и сдать им эти площади в аренду, то они смогут заработать. Именно такие зоны находятся неподалеку от Шанхая и Стокгольма, в пригородах Индии и Сингапура. Они стали инкубаторами массового предпринимательства.
Стабилизационный фонд, несомненно, -разумная форма государственного вмешательства в дела экономики. Ведь мы теперь все больше связаны с мировым хозяйством, подвержены циклическим колебаниям и финансовым кризисам. Надо быть застрахованными на случай резкого падения цен на энергоресурсы или другой неблагоприятной конъюнктуры. Следует думать не только о сегодняшнем дне, но и о долгосрочных перспективах. Верно и то, что решили разбить фонд на две части - неприкасаемую в обычных условиях "подушку безопасности" и инвестиционную, используемую для развития. Но, спрашивается: почему уже сегодня не может идти от этого выгода рядовому гражданину или предпринимателю? Если у кого-то имеется грамотный, экономически выверенный инвестиционный бизнес-проект, то почему он должен платить банкам 11-15 процентов годовых, в то время как Стабфонд отдает их Западу под какие-то 2 процента? Почему при его контроле и участии нельзя создать разветвленные банковские структуры, предоставляющие кредиты на производственные цели, скажем, под 5 или 6 процентов?
В последнее время в печати встречается мысль, что между темпами экономического роста и решением социальных проблем существует обратная зависимость и потому приходится чем-то жертвовать. Эффективность и социальное равенство и в самом деле нередко конфликтуют друг с другом. Но далеко не всегда. Часто бывает как раз наоборот. Дело в том, что крайне низкая доля оплаты труда в валовом внутреннем продукте сужает платежеспособный рост и тормозит экономический рост, снижая ожидаемую доходность инвестиций. А в этом отношении мы существенно отстаем от передовых стран. Еще Генри Форд-старший считал необходимым хорошо платить своим рабочим, чтобы они покупали автомобили, это и расширяет рынок, и снимает классовые конфликты. Форд ратовал за повышение заработной платы на базе высокой производительности и интенсивности труда и понимал, что этим бизнес как бы одновременно убивает двух зайцев.
При всем этом представляется, что усиление вмешательства государства в экономическую жизнь - не какая-то постоянная и тем более конечная цель. Это лишь временное средство решения наших кризисных проблем, преодоления разбалансированности экономики, выруливания на цивилизованный путь развития. Но, как бы то ни было, и сегодня следует внимательно следить за тем, чтобы государственное регулирование не принимало самодовлеющего характера, не работало в интересах лишь отдельных монополистических или политических групп.
